Сегодня модно говорить о том, что мы якобы вступаем в фазу постмодерна. Мол, это такой историко-культурный периодизирующий концепт – смена одной парадигмы мышления на другую.

Мы плавно переходим из эпохи, где все ясно, все располагается на своих местах, одно соответствует другому, в эпоху, где ни о чем нельзя сказать достоверно, где отсутствует понятие истины и где главенствует культ простоты и динамичности.

Правые говорят, что это связано с нигилизмом и «забвением бытия»; левые говорят, что это связано с развитием капитализма и его постиндустриального уклада, постмодерн продиктован логикой капитала.

В какой-то степени правы все: изменения действительно есть, их видно, их можно ощутить по внутреннему опыту, но не проверить, не верифицировать.

Конец. Науки?

Модерн завершается, уже прогремели такие тренды, как «конец истории» и „конец искусства“. Дело осталось за „концом науки“.

Верификация – то, чем занимается наука. Один из этапов научной деятельности. И вот сейчас в эпоху «постмодерна» написана книга Д. Хоргана „Конец науки“, где он обосновывает ее облачение в сектантскую сущность.

Автор замечает и нигилизм и капитал, говоря о том, что наука теперь стала неким обрядным институтом, воспроизводящим поколения пост-декадентов – людей, сознательно встраивающихся в это общество обслуживания культа науки, справляющей наши потребительские нужды. Пост, поскольку отрицать наверное уже нечего. Отрицание зациклено на самом себе, что значит ничего более как перестановку одних и тех теоретических структур местами.

Любая строгая наука модерна выстраивалась на верификации фактов, сама будучи основанной на тех или иных допущениях. Рано или поздно, такая наука либо подходила к осознанию этого факта, либо заходила в тупик, либо и вовсе «самооборачивалась» на одни и те же основания. Именно над этим долго и размышляли разного рода структуралисты, а затем и постструктуралисты.

Чем дальше соседняя дисциплина копает вглубь, тем неустойчивее становятся основания твоей дисциплины.

И вроде в 1960-х гг. докопались до языка, стало понятно, что вокруг все децентрированно, не формализуемо и не соответствует нашему мышлению. Позиции остались лишь у аналитической философии, исследующей сознание, и в какой-то степени – неопозитивизма.

Все уже сделано до нас

Идея Хоргана такова, что все, что мы в состоянии пережить, помыслить или проверить, уже сделано, далее лежит «пелена», которая несоразмерна нашим способностям, нашему присутствию. По его мнению, так и происходит игра этими произвольными открытиями, их структурными перемещениями из системы в систему, из теории в теорию.

Многим постмодернистам стало понятно, что та точка, на которой находится человек, не дает сказать о себе ничего. Когда же человек протягивает из нее вектор науки в определенную сторону, сам формирует область и сочиняет закон, то здесь на лицо заблуждение эпохи модерна о всесилии человеческого разума. В пределе человека ждет «язык» (проблема языка), который все искажает, произвольно и несоразмерно самой реальности расчленяет ее.

Точные науки в тупике

Ну а что же относительно точных наук? Как же язык математических символов? Этот язык при описании новых зарегистрированных явлений мира физики или квантовой механики, также точно способен зайти в тупик.

Здесь замечателен пример с теорией суперструн. Все, что не решается, любая нерешаемая связка уравнений, разрешается при условии допущения… n-мерного пространства. Таким образом, допущение чего-то позволит человеку удовлетворить его насущное желание. Связка математических символов непривязанная ни к чему, не соотносящаяся ни с чем, только с человеческим мышлением, которое не соразмерно налично-данной реальности.

Тем не менее, на основании этого допущения уже выстроена теоретическая модель Вселенной, которая претендует на свою универсальности в разрешении почти всех нерешенных вопросов.

Следуя Ф. Ницше, Д. Хорган называет «постнауку» веселой наукой, поскольку помимо сугубо теоретических просчетов это явление сегодня имеет далеко идущие социальные последствия.

По мнению писателя, люди подходят к границам своего понимания, приближаясь к тому моменту, когда удивление от открытия уйдет в прошлое, а наука станет (или уже стала) местом передачи «сакральной» информации – культовым учреждением.